Благодаря географическим исследованиям Императорского Русского географического общества, опубликованным в 70-х гг. XIX в., мы имеем довольно подробные сведения о внутреннем ре крестьянской семьи тех времен. Уже тогда наблюдатели отметили, что представления о чрезвычайной простоте семьи у русского населения, в отличие от нерусских народов соответствует действительности. Семья, особенно большая, сохранявшая черты родового быта, представляла собой сложный организм. В ней насчитывалось иногда более десяти работников. По подворной описи 1867 г., в Бузулукском уезде было 195 семей имевшей в своем составе от 6 до 10 работников, в 8 семьях было более 10 работников. В Николаев ком уезде таких семей было 194. Громадная семья Фортущных была известна в д.Раевке (крепостные переселенцы помещицы Раевской из Курской губернии). Возглавлял ее болышак Михаила. Семья состояла из его женатых братьев сыновей и внуков и владея участком в несколько сот десятин. Еще отец Михаилы Иван купил у помещицы 500 дес., к которым затем были присоединены новые приобретения. Большая семья представляла собой настоящую общину или артель, находившуюся под контролем большака большухи. Связующей силой ее являлось кровное родство, а в хозяйстве преобладал трудовое начало. По нему и определялось имущественное право членов семьи. Кроме главы семьи, дееспособными были также взрослые работники, имевшие свои семьи.

Имущественная власть главы семьи была ограничена правом на пай других ее поэтому завещания здесь не могло быть. В случае смерти большака сыновья его могли разделиться. В малой семье, которая уже преобладала в самарской деревне, завещание (духовная память) практиковалось и было приднано волостным судом. Власть в малой семье была значительно сильнее, ибо являлась не только административной. но и имущественной. Однако и здесь были свои правила: отец мог привести в семью приемыша, пасынка или зятя-влазеня, но они не могли претендовать на имущество и если получали, то только из милости. Наделить хорошего зятя-влазеня правом имущественного представительства отец мог только при отсутствии собственного сына либо объявив (с согласия мира) родных сыновей людьми беспутными. В иных случаях зять-влазень отходил от семьи "с одним крестом". Мальчик-сирота, оставшийся с матерью в семье отца, в случае своей женитьбы получал полный пай. Если же мать выходила вновь замуж, он отправлялся пасынком в чужую семью, а родня освобождалась от обязанности выдачи сироте пая его отца.

Ряд обычно-правовых устоев определял положение женщины, которой в малой семье жилось лучше: она свободнее распоряжалась имуществом. Своеобразие ее положения в семье определялось тем, что она не имела доли в имуществе, но зато обладала своим отдельным имуществом - коробьей. Это была ее привилегия. Она копила коробью всю свою жизнь на себя и детей, особенно на дочерей к замужеству. Коробья складывалась из побочных заработков (от продажи грибов, ягод, в малой семье - молочных скопов, яиц, птицы). Все женщины (бабы) получали из общего семейного запаса льняную, пеньковую или посконную нить, шерсть на одежду и обувь себе и семье. Эти выдачи были строго регламентированы с учетом состава семьи (муж, сыновья). Что сэкономила - в коробью. Большуха получала ровно с остальными. Ее преимущество заключалось в том, что она распоряжалась женской работой, "квашней и стряпней" и "не смотрела из чужих рук куска".

Семейное достояние выдавалось только на мужскую часть, девушки не получали ничего. На них мать выгадывала из своего да из части сыновей-подростков. В то же время девушки могли работать на себя (после общей работы, конечно), отправляясь в гульку - праздничную уборку хлеба по найму группами по 6-10 человек. Заработанное таким путем девушка откладывала в коробью, которая была неприкосновенна. Хозяин дома мог вскрыть ее лишь по подозрению в том, что в коробью уходит непомерное количество общесемейного достояния. Это был бы скандал. Вообще девушка в семье считалась "пустокормом". В народе ходила поговорка: "Отца-мать кормлю - долг плачу, сыновей в люди вывожу - взаймы даю, дочь снабжаю - за окно (на ветер) бросаю". Поэтому свадебные расходы брала на себя семья жениха: она получала работницу и должна была раскошеливаться, в том числе и на выкуп коробьи - кладку. Кладка отличалась от калыма именно тем, что ею выкупалась не невеста, а ее коробья.

Женщине запрещалось выступать в главных имущественных деяниях, например, в продаже хлеба, соломы и т.п. продуктов. В Тростянской волости Самарского уезда был случаи, когда жена тайком от мужа продала хлеб и продешевила, так как у нее степенный хозяин за полную цену покупать не стал бы. Волостной суд по жалобе мужа взыскал с покупателя и продавщицы штраф в 50 коп.

Община вмешивалась в жизнь семьи лишь в том случае, когда намечался урон для имущества. Тогда сход рядил и выносил свой приговор. К числу таких случаев относилась забота о сироте, которого слишком обделяли. Мир добивался выделения ему полного пая, как из него мог выйти хороший работник, полезный член общины. Мир вступался за солдатку, которую пытались спровадить из семьи. Если она имела сына, то могла твердо рассчитывать на защиту схода.

Таким образом, крестьянская семья представляла собой замкнутый мир со своим твердым уставом, восходившим подчас к очень древним нормам обычного права. Внутри этого крестьянского микрокосма выстраивалась сложнейшая иерархия ценностей о многими оттенками в отношениях, непонятными для людей, взирающих на деревню со стороны.

После 1861 г. резко участились семейные разделы. Как правило, инициаторами были молодые хозяйки. Раздел - это не то, что привычные выделы, отделы или отходы. Они не нарушали цельности хозяйства. Раздел означал, что из одного крепкого хозяйства возникали несколько маломощных. Сами крестьяне говорили: "Поделился такой-то дом, ну и ослабели во всем, что скотиной, что в лошадях, что и хлебушком". После падения власти помещика, тормозившего разделы, распад больших семей пошел так быстро, что концу XIX в. трудно было встретить под одной крышей две семьи даже родных братьев. Однако парные семьи в одно тягло (муж-жена) в миниатюре воспроизводили традиционный уклад.