Крестьянский мир имел в своем распоряжении вполне реальную форму организационного уклада - общину. Она, действительно, вмещала в себя все крестьянское мироздание, а за пределами ее раскинулся "весь свет". Реформы в деревне даже укрепило мироощущение крестьян разных разрядов, ибо их правовое положение было в значительной мере унифицировано. Все насущные дела решал сельский сход, межобщинные прения устранялись на волостном сходе.

Главными фигурами на селе были староста и волостной старшина. Новые судебные уставы лишь скользнули по поверхности жизни громадного большинства населения губернии. Стоявшие ближе других к общине мировой посредник и мировой судья так и остались силой чуждой, не говоря уже о полиции, появившихся позднее земских начальниках. Все это было "начальство", появлении которого связывалось в сознании крестьян с новыми поборами, притеснениями Выколачивание выкупных платежей и повинностей, карантинные зверства в годы эпидемий и эпизоотии лишь усилили у крестьян твердое неприятие всего, что исходило от "начальства". Как бы ни убеждали их заезжие чиновники, что та или иная мера проводится для их же, крестьян, пользы, сход либо молчал, либо охотно поддакивал, смекая тел временем, как бы лучше свалить новый груз. Поэтому между общиной и властью сложило негласный уговор, по которому "начальство" не вмешивалось во внутриобщинные дела а общество принимало на себя фискальные функции и во имя сохранения автономии бывало нередко жестоким по отношению к своим членам. Это обстоятельство породило обвинения общины в ее полицейском характере, что было несправедливо.

Самым важным событием в жизни общины был передел земли. Чаще всего это был" частичные переделы, связанные с выходом из общества. Поскольку малый надел оправдывал себя и доход с него не покрывал расхода, участилось бегство с земли вызвавшее "свалку-навалку" душ, частые жеребьевки. Передел принимал порой тяжелые формы внутренней борьбы в общине за уравнительное землепользование. Иногда споры длились годами, вызывая тяжбу на сходе, жалобы в волость и даже побоища, убийства и поджоги. В ожидании передела домохозяева прекращали унавоживание земли, корчевка пней, окапывание от суслика и т.п. Опасную напряженность создавал конфликт между заревизским поколением крестьян, т.е. родившимся и выросшим после последней ревизии и "державцами" наделов. Рубежом стала середина 80-х гг., когда первым удалось, наконец добиться своего, и деревню захлестнула волна переделов, охватившая не только приволжский но и центрально-черноземный район.

Велика была роль общины в формировании взгляда крестьян на преступление и наказание. Основой его, по свидетельству современников, была степень вреда благосостоянию народа. Поэтому преступления, касающиеся личной собственности и безопасности считались более тяжкими, нежели те, которые касались общественной собственности безопасности. Русские крестьяне северных уездов считали преступлением и грехом святотатство, поджог, умышленное убийство, кражу и грабеж; в то же время уклонении от воинской повинности, стрельба дичи в запрещенное время - не преступление и не грех, а проступок, покушение же на самоубийство, пьянство и развратная жизнь - грехи. Кража леса из казенной дачи не считалась даже проступком. По сообщению современника, "народ смотрит на казенный лес как бы на свою собственность, принадлежащую вей вместе и каждому в отдельности, и потому иногда приходится встречать такие суждек из которых видно недоумение в отношении запрета пользоваться казенным лесом с пеною свободою".

Особую ненависть вызывали у крестьян конокрады - каштаны, ибо делом их было подчас окончательное разорение целой семьи. Наказания были жестокими вершились самосудом. Здесь были свои правила. Обязательным считалось обсуждена преступления на сходе, при этом правом голоса пользовались все семейные крестьяне 35 40-летнего возраста, не замеченные ни в чем предосудительном. Таковых набиралось (10 человек во главе с сельским старостой или волостным старшиной. В случае отсутствии последних в председатели схода призывался опытный и авторитетнейший старик, ели которого считалось окончательным и безапелляционным. Решение о наказании принимал тайно и проводилось в жизнь немедленно. Известны случаи, когда по решению схода конокрады подвергались мучительному истязанию: одному из них были вбиты под ногти рук и ног деревянные шпильки; другому крупному вору народ порешил вбить в голову железный гвоздь, и он был вбит. Особенно страшной была казнь группы воров из пяти человек: их сначала высекли плетьми, потом посадили в наполненную дымом баню, ни 8 добились признания; наконец, ввернули им в голову через уши прядильные веретена, что привело к гибели подозреваемых.

Неоправданную жестокость порождали всякого рода предрассудки. Так, не считал за преступление убийство колдуна или колдуньи (ведуньи); в случае появления повальных болезней иногда производилось тайное опахивание селения, при этом если кто-то случайно узнавал тайну либо попадался в момент совершения таинства, его следовало убить (зарыть в землю живьем) и т.п.

К полотским преступлениям отношение у народов, населяющих губернию, различалось. Блуд и прелюбодеяние и связанное с ним изгнание плода и детоубийство были весьма распространенным явлением у всех, кроме татар и черемис (марийцев): у них рази и прелюбодеяние считались тяжким грехом и потому названные преступления, а так изнасилование, растление и сводничество были весьма редким явлением. Впрочем и остальные народы считали все это безобразием (т.е. не соответствующим образу Божьем а, следовательно, грехом, в котором отчет возможен только перед Богом.