Предложение императора освободить крестьян сверху, не дожидаясь, когда они начнут это делать сами снизу, повисло в воздухе. Честь Александра спас друг его молодости, виленский генерал-губернатор В.И.Назимов, склонивший дворянство северо-западных губерний выступить с инициативой освобождения крестьян. Получив от Назимова желанный адрес, царь мгновенно издал рескрипт, разрешающий помещикам Виленской, Гродненской и Ковенской губерний создать комитет "для улучшения быта владельческих крестьян". 20 ноября 1857 г. его одобрил секретный комитет по крестьянскому делу. Дальше царь сделал совершенно неожиданный ход: сразу после подписания, в течение ночи, рескрипт Назимову был отпечатан типографским способом и на рассвете разослан по губерниям для сведения. Это была нелишняя предосторожность: наутро члены декретного комитета одумались, но было поздно - документ был уже в пути. Спустя две недели, Александр буквально навязал подобный же рескрипт столичным дворянам, использовав для этой цели ходатайства, поданные ими совсем по другому поводу. Так появился рескрипт Санкт-Петербургскому генерал-губернатору П.Н.Игнатьеву от 5 декабря 1857 г.

Потом последовало и вовсе небывалое: оба рескрипта были опубликованы за границей, в газете "Le Nord", которая издавалась в Бельгии с 1855 г. как русский официоз с целью "знакомить Европу с действительным положением России". Еще через месяц оба рескрипта появились на страницах ведомственного "Журнала МВД" с разрешением перепечатки во всех газетах и журналах . Так Александру II удалось, соблюдя внешние приличия в отношениях с дворянством, запустить в ход машину реформы. Роль императора в повороте к реформам была чрезвычайно велика, и он вполне заслужил и монументы (один из них возвышался в Самаре), и прозвание "Освободитель".

Наступил драматический момент в судьбе преобразований. Потрясенное гласностью в столь важном для себя вопросе, поместное дворянство после некоторого замешательства приступило к обсуждению рескриптов, предоставлявших ему право создавать в губерниях комитеты, для разработки проектов реформы по каждой местности. В Самаре дворянское собрание обсуждало царский рескрипт в январе 1858 г., когда помещики съехались на дворянские выборы. К.К.Грот (ссылка на грота) призвал на помощь все свое красноречие, что бы убедить дворян в том особом доверии, которое оказал им государь император, предоставив право самим решить столь важный вопрос, проявить высшее благородство добровольным отказом от собственности на крепостные души. Однако помещики не выказали большого энтузиазма. Более того, собрание решило, что освобождение крестьян от обязательного труда разорительно для помещиков, ибо они остаются без рабочих рук, лишаются доходов. Было ясно, что в губернии освобождение крестьян пойдет отнюдь не просто. Развернулись бурные споры. 6 марта 1858 г. последовал Высочайший рескрипт на имя Оренбургского генерал-губернатора, предписывавший немедленно открыть в Самарской губернии особый комитет под председательством губернского предводителя дворянства и приступить к составлению подробного проекта Положения "Об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян" *. В рескрипте были предложены и главные основания, из которых следовало исходить комитету в его занятиях: 1) за помещиком сохранялось право собственности на всю землю, но крестьянам должна быть оставлена усадебная оседлость, которую они в течение определенного времени должны выкупить;

сверх того подлежало предоставлению в пользование крестьян надлежащее по местным удобствам для обеспечения их быта и выполнения обязанностей перед правительством и помещиком количество земли, за которое они должны платить оброк или отбывать работы помещику: 2) крестьяне должны быть распределены на общества, помещикам же предоставлялась вотчинная полиция; 3) при устройстве будущих отношений помещиков и крестьян должна быть обеспечена надлежащим образом уплата государственных и , земских повинностей и денежных сборов.

Напряженное время сельскохозяйственных работ весны и лета отодвинуло сроки создания дворянского комитета. Его открытие состоялось 25 сентября 1858 г. в зале дворянского собрания. Собравшиеся получили благословение Епископа Самарского и Ставропольского Феофила, присутствовал начальник губернии К.К.Грот, председательствовал губернский предводитель дворянства А.Н.Чемодуров. В комитет вошли: от Самарского уезда - предводитель дворянства, штаб-ротмистр Александр Николаевич Осоргин и губернский секретарь Алексей Григорьевич Лопатин; от Ставропольского - коллежский асессор Иван Дмитриевич Лазарев и отставной ротмистр Александр Ипполитович Сосновский; от Бугульминского - отставной артиллерии прапорщик Дмитрий Николаевич Рычков и надворный советник Степан Петрович Шелашников; от Бугурусланского - уездный предводитель дворянства штаб-ротмистр Иван Петрович Рычков (заместитель председателя) и коллежский советник Дмитрий Алексеевич Кострицын; от Бузулукского - коллежский асессор Борис Петрович Обухов и губернский секретарь Александр Александрович Шишков; от Николаевского - уездный предводитель дворянства поручик Владимир Николаевич Осоргин и отставной капитан Дмитрий Александрович Семенов которого заменил Андрей Сергеевич Карпов); от Новоузенского - коллежский секретарь Александр Дмитриевич Лазарев.



Борьба вокруг проекта реформы в Самарском комитете обострилась до крайности. Вокруг Самарина сплотились лидеры либерального меньшинства - А.А.Шишков и Д.Н.Рычков. С последним у Самарина установились особенно теплые отношения. На заседаниях происходили бурные сцены, участники прений переходили на брань и угрозы, да были подчас несдержанны, вплоть до потасовок. В связи с обсуждением важнейшего вопроса Я о повинностях Шелашников обвинил Самарина в стеснении помещиков. Самарина исходил из убеждения в том, что нельзя допустить ухудшения жизни крестьян: "Нам предстоит улучшить быт крестьян настолько, насколько это возможно без разорения помещиков". Поэтому он отвергал "принцип ренты" при составлении проекта закона о барщине и оброке, доказывал, что "улучшение хозяйственного быта крестьян предполагает непременное жертвование со стороны помещиков, а именно: облегчение в повинностях и преимущественно в обязательной работе или барщине. При этом, разумеется, само собою, что делая уступку в повинностях, помещики должны сделать ее чистосердечно, без задней мысли вознаградить себя".

Возмущенные оппоненты Самарина призвали на помощь своих сторонников из уездов. Самарин обзавелся телохранителями, несколько дней не решался выходить из дому, носил в кармане револьвер. Наконец, последовали вызовы на дуэль. Друзья Самарина заявили, что тоже будут драться с его обидчиками. Усмирять разбушевавшийся комитет приезжал Оренбургский генерал-губернатор Н.Катенин. Некоторые его члены были вынуждены извиниться, остальные дали слово не доводить дело до столкновений. Дуэли не состоялись, но споры продолжались на всем протяжении занятий комитета.

Долгое время отечественная историография исходила из ленинской оценки фракционной борьбы в помещичьей среде как исключительно борьбы из-за меры и формы уступок крестьянству. Оценка эта не лишена оснований, но не отражает всех нюансов , ожесточенной полемики тех лет, а потому неизбежно обедняет историческую реальность, загоняет ее в жесткие рамки социологической схемы. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что принципиально вопрос о необходимости освобождения от крепостной, т.е. личной, зависимости вообще не вызвал дискуссий. Считать это следствием страха дворянства перед крестьянским движением было бы большим преувеличением, ибо серьезного подъема этого движения накануне реформы не наблюдалось. Масса крестьянского люда затаила дыхание, впитывая слухи о близкой воле, и все пристальнее всматривалась в своих господ. Местные "сельские хозяева" неизбежно были консервативнее тех, кто вращался вблизи правительства, испытывая пиетет перед модными идеями, привыкая мыслить общегосударственными масштабами. В провинции практичнее смотрели на жизнь. Безоговорочно приняв необходимость выполнить царскую волю, местные помещики в своих губернских комитетах вскоре почувствовали, что за всем этим последует пенная ломка уклада жизни. Это страшило, вызывало протест, порождало резкие столкновения.

В Самарском комитете ожесточенным оказался спор Ю.Самарина с И.Рычковым о праве помещика переводить дворовых в крестьянское состояние. Самарин указывал на пагубность такого перевода, ибо между крестьянами и дворовыми разверзлась пропасть взаимного отчуждения и даже вражды: "Дворовые вообще презирают крестьян и почти всегда готовы служить орудиями помещичьего произвола, а крестьяне не терпят дворовых и называют их дармоедами и белоручками...", к тому же "нельзя в двадцать четыре часа камердинера, умеющего только чистить сапоги и подавать трубку, для которого сюртук или фрак с барского плеча, чай по утрам и вечерам сделались потребностью, поворотить в пахаря". Рычков же считал дворовых вполне готовыми к крестьянствованию, так как многие из них владели усадьбами и огородами. Дворовые, по его мнению, "не только не возбуждают к себе ненависти в крестьянах и не были орудиями помещичьего произвола, а напротив, всегда пользовались и будут пользоваться полным доверием и уважением крестьян, которые привыкли при всех случаях обращаться за советами к дворовым людям..." Рычков стремился доказать, что "большая часть помещичьей дворни создавалась не по прихоти помещиков, а по необходимости в хозяйстве". Посему дворовые, взятые в свое время от сохи, будут хорошими крестьянами. Однако факты, приведенные Самариным, свидетельствовали об обратном: по самым точным справкам, в его имении за 50 лет только два человека из дворовых взяли себе жен из деревень и только один крестьянин женил своего сына на дворовой девушке, причем последний брак оказался несчастным, женщина не смогла ужиться в крестьянском быту, и дело едва не дошло до убийства. Опыт добровольного перехода дворовых в крестьянство в самаринском имении также дал плачевные результаты. Если отвлечься от конкретно-политических и экономических разногласий, стоящих за этим спором, возникает общий вопрос - о способности к хозяйствованию на земле людей, далеких от крестьянского образа жизни. Наиболее разумные из наших предков отвечали на этот вопрос отрицательно.

Споры вокруг экономических вопросов освобождения крестьян (размер надела, сумма выкупа, условия индивидуального выкупа надельной земли и т.п.) отразили боязнь их участников допустить как урон помещичьему хозяйству, так и "язву пролетариата в среде крестьян. Поэтому была поддержана мысль Самарина о преимуществах пообщинного выкупа перед индивидуальным, хотя и осознавалась опасность "корпоративного духа" общины, способной противопоставить себя помещику. Консерваторы считали, что за общиной нужен глаз да глаз. "Что такое мир? - восклицал их лидер И.Рычков. Несамостоятельная толпа, управляемая небольшим количеством влиятельных лиц богатых или буйных, и не только существующая надзором помещика, но даже понуждаемая к радению о собственном хозяйстве. Откажись помещик от этой толпы и предоставь ее самой себе, через два или три года она будет нищая, пьяная и конечно не только не будет иметь никакой возможности уплачивать помещику оброку, но едва ли уплатит государственные подати". Либералы славянофильского толка видели в общине один из основных устоев жизни народа и одновременно лучшую форму обеспечения его хозяйственной будущности, гарантирующую своевременное внесение выкупа за землю.

Основному принципу реформы, как его понимали прогрессивные реформаторы, должно было соответствовать и наделение крестьян землей. "Для разрешения вопроса, какое именно количество десятин может обеспечить крестьянам в различных местностях губернии (Средства к существованию и к уплате податей), самое лучшее основание представляет тот порядок вещей, который существует теперь в большей части помещичьих имений" - считал Самарин. Тот же принцип лежал в основе его предложения, вызвавшего удивление даже у консервативных оппонентов кажущейся жестокостью - обеспечить взыскание возможной оброчной недоимки продажей рекрутских квитанций. Но прежде чем обвинить автора предложения в поддержке торговли людьми, следует вспомнить, что продажа рекрутской квитанции была предложена взамен конфискации крестьянской земли в пользу помещика. К тому же Самарин наверняка имел сведения о грядущей военной реформе и отмене рекрутской системы, так как вел активную переписку с членами от правительства других губернских комитетов, в том числе с видным реформатором князем В.А.Черкасским (Тула) и общественным деятелем А.И.Кошелевым (Рязань). В конце декабря 1858 г. они встречались лично.

Разногласия в самарском комитете были существенными и привели к составлению двух разных проектов реформы. В деталях они мало отличались друг от друга (6 или 7 полос, на которые следовало поделить губернию для определения размера надела, 23 или 25 рублей с десятины в качестве выкупной суммы и т.п.). Но большинство (во главе с И.Рычковым) и меньшинство (во главе с Самариным) по-разному смотрели на пореформенную судьбу самарской деревни. Первые ставили в центр аграрных отношений помещика, чье хозяйство представлялось им стержнем всего аграрного развития, а роль крестьянского двора считали сугубо вспомогательной. Вторые допускали самостоятельное хозяйственное значение крестьянина наряду с помещиком, т.е. по сути, были сторонниками биполярного аграрного строя. И при всех экивоках правительства (особенно после смерти руководителя Редакционных комиссий Я.И.Ростовцева) в сторону первых, победителями все же следует считать вторых, в решающий момент поддержанных императором Александром Освободителем. 4 декабря 1858 г. правительство приняло новую программу, направленную на создание общерусского проекта. 16 мая 1859 г. Самарина отозвали в столицу, где ему была предложена роль эксперта Редакционных комиссий. Ему не пришлось быть очевидцем объявления воли в своем имении, но именно из-под его пера вышел первоначальный текст Манифеста 19 февраля, правленый затем митрополитом Филаретом.