ВОТЧИНЫ, ПОМЕСТЬЯ, ОБЩИНЫ

В основе экономики и социальной жизни любого феодального общества, в том числе и Российского, лежит право собственности на землю и на людей ее обрабатывающих. Однако на окраинных пограничных землях складывание феодальной собственности имело отличия от ранее освоенных районов страны.

Эта специфика наблюдалась и на территории Самарского края, где в XVII в. появление феодалов-землевладельцев сдерживалось постоянной опасностью нападений кочевников. Единственным более-менее безопасным местом являлась Самарская Лука, с ее весьма ограниченными равнинными пространствами. Потому-то в Самарском Поволжье до середины 1680-х гг. внимание крупнейших собственников страны прежде всего было обращено на распределение волжской акватории с ее богатейшими рыбными ловлями. Местная администрация не сразу смогла контролировать рыболовные угодья, эффективно распределяя их в оброчные владения. На волжские рыбные богатства претендовали многие - жители местных городков, крестьяне, посадские люди, богатейшие предприниматели-купцы из городов Верхней Волги и Центра, крупнейшие монастыри, Патриарший Дом, Дворец. Среди этих промышленников, как ни странно, практически не было светских феодалов. Развернувшаяся между представителями отдельных сословий борьба за лучшие угодья завершилась к концу XVII в. почти полной победой церковно-монастырских предпринимателей. Относительно небогатые крестьяне и посадские люди верховых городов не смогли конкурировать с ними. Жители окрестных городков-крепостей были удовлетворены тем, что к середине XVII в. получили фиксированные подгородные рыбные ловли. Значительно дольше длилось соперничество между богатыми купцами промышленниками и монастырями. Ярославский гость Надея Светешников, нижегородцы Задорины, люди гостинной сотни Кипреян Климшин, Яков Шустов и другие обладали едва ли меньшими состояниями, чем их основные конкуренты. И все же купечество проиграло. Главной причиной нестабильности, слабости светского непривилегированного предпринимательства была его двойственность: "выходцы из торгово-промышленной среды не попадали в лоно господствующего класса", не пользовались его льготами и в то же время "не становились настоящими капиталистами", не могли основать производство на новых основах.

Фиксированные, строго ограниченные владения волжскими водами начали складываться с начала XVII в. В это время "...в Самарском городе на реке Волге воды... с верхние изголови Тушина острова до... нижнего устья Самары реки..." получил нижегородский Печерский монастырь. В 1606 г. право на безоброчное владение рыбными ловлями "в самарских водах... от Черного затона [ниже возникшей позже Сызрани] до устья реки Елань Иргиз" досталось московскому Чудову монастырю. Вслед за этими монастырями крупными владельцами вод на волжской акватории стали в первой четверти XVII в. самарский Спасо-Преображенский и нижегородский Благовещенский, в начале 30-х гг. московский Новоспасский и в начале 60-х гг. звенигородский Савво-Сторожевский монастыри. Новая волна раздач последовала в последней четверти XVII в.: крупные рыболовецкие участки оказались в руках московских Новодевичьего и Вознесенского монастырей, существенно расширили свои владения Савво-Сторожевский и Чудов монастыри. Раз "зацепившись" за волжский участок, монастырские власти, как правило, уже не отпускали его. К концу XVII в. в Самарском Поволжье от устья Большого Иргиза и до устья Большого Черемшана сложился огромный промысловый район, основными владельцами которого были богатейшие центральные монастыри: московские Новоспасский, Чудов, Вознесенский, Новодевичий; подмосковный Савво-Сторожевский. Их вотчинные владения охватывали десятки километров, занимая не только волжскую акваторию, но и прилегающие реки и озера.

Первоначально все волжские воды считались государственной собственностью и передавались частным владельцам только в оброчное пользование. В оговоренные сроки в волжских городах проводились специальные торги, на которых "с наддачей" производилось конкурсное распределение участков волжской акватории. Оброчные воды имели четкие границы, раздавались на срок от одного года до 3-5 лет. Специально оговаривались условия промысла, порой даже до количества вылавливаемой рыбы, ее размеров. В отношении светских предпринимателей, мелких монастырей эти правила действовали неукоснительно. Однако богатые монастыри, близкие к царскому двору, обретали ряд льгот. Постепенно оброчные владения превращались в вотчинные, монастыри получали на них жалованные грамоты, освобождались от контроля со стороны местных властей.

Феодальная собственность на рыболовные угодья была по своему статусу гораздо ниже, менее устойчива, чем на земельные владения. Неразработанным являлось правовое обеспечение этого вида собственности, на него распространялись нормы сервитутного права. Закрепить за собой рыболовные участки разрешалось только владельцам земельных участков на волжских берегах. Однако сделать это было не так-то просто. Селиться на опасном побережье находилось мало охотников. Правительство же препятствовало появлению в Симбирско-Самарском Поволжье крупного вотчинного землевладения светских и церковных феодалов из центральных районов страны с помощью, так называемых норм законодательства о заказных городах, распространявшихся практически на все приграничные районы юга и юго-востока страны.

Широкое распространение феодальной земельной собственности на землях Самарского Поволжья можно отнести к концу 80-90х гг. XVII в. Однако крупное землевладение на территории края появилось значительно раньше: первое упоминание о пашнях и селениях самарского Спасо-Преображенского монастыря, занимавших всю восточную "подгорную" часть Самарской Луки, относятся к первой четверти XVII в. Небольшой провинциальный монастырь не смог бы освоить столь значительную территорию, населить ее своими крестьянами, если бы не находился во владении Патриаршего Дома. Крестьяне и работные люди монастыря сеяли на старцев хлеб, делали "изделья", работали на монастырском рыбном дворе и на ватагах. Судя по данным переписных книг 1646 г., это владение занимало основную часть населенной территории Самарского уезда, концентрируя большинство его жителей. В неизменных границах вотчина просуществовала до 1670 г., когда Спасо-Преображенский монастырь приписали к Самаре, его владения передали Дворцу, а патриарх получил компенсацию в Нижегородском уезде. Длительное время монастырские владения на Самарской Луке являлись центром складывания в районе феодального землевладения, формирования населения. Несколько позднее, в 1631-32 гг., другой такой же центр появился в западной части Самарской Луки, где громадный земельный участок с примыкающими к нему рыболовными угодьями получил ярославский гость Надея Светешников. По его имени вся местность получила название Надеинское Усолье. В новоприобретенном оброчном владении предпринимателя прежде всего интересовал соляной промысел. Природа хорошо защитила Надеинское Усолье от нападений кочевников. Кроме того, там находился хорошо укрепленный городок с мощным вооружением. Потому-то в окрестностях промысла безбоязненно начали селиться беглые русские, чуваши. Сам Надея Светешников за неуплату государственного долга в 1646 г. был поставлен на правеж и умер. Владение перешло ко Дворцу, но вскоре сын Надей Семен выкупил промысел. Семья Светешниковых владела Надеинским Усольем до 1658 г., потом его выкупило государство и в 1660 г. передало в оброчное владение Савво-Сторожевскому монастырю. Элитное положение монастыря, близкого к царскому дворцу, сказалось и на Надеинском Усолье. В начале 70-х гг. оно из оброчного стало вотчинным владением. Усолье вывели из-под контроля местных симбирских воевод и подчинили сначала казанским, а затем вообще передали в ведение московских приказов. Экстерриториальность владения дополнили рядом налоговых льгот и иммунитетных прав. По площади - около 1500 кв.км, по численности населения, по доходности Надеинское Усолье стало крупнейшим и наиболее значительным владением монастыря.

Как отмечалось выше, после строительства Сызрани на территории правобережья селиться стало относительно безопасно. В 1683 г. небольшой участок получил московский Новодевичий монастырь, а в конце XVII-начале XVIII вв. на месте скромного пожалованья возникла огромная вотчина с многочисленным населением. Центром владения стала Новопречистенская слобода (село Новодевичье). Немногим позже земли южнее Сызрани, примыкающие к старинным рыбным ловлям, получил московский Чудов монастырь, а еще южнее - московский Новоспасский. Крупная вотчина возникла рядом с Кашпиром. Ею завладел домовой монастырь казанского митрополита - кашпирский Вознесенский. И наконец, владельцем еще одной крупной вотчины края оказался московский Вознесенский монастырь. Земли его располагались в нескольких местах: между Сызранью и Печерской слободой, несколькими десятками верст западнее Сызрани (село Кузмодемьянское, ныне Старая Рачейка). Феодальное законодательство середины-второй половины XVII века пыталось сдержать рост церковной собственности, ограничило источники его увеличения, но эти препоны легко обходились. Церковные феодалы получали землю в пожалованье, как это было с Чудовым монастырем, в "указное число" (московские Вознесенский и Новоспасский), путем обменов, а то и прямых захватов. Наиболее "удивительный" случай произошел с владениями Новодевичьего монастыря. Первоначально его старцы получили к рыбным ловлям под рыбный двор место на волжском правобережье размером 500 на 500 сажен. Через 15-20 лет монахини распоряжались огромной территорией, площадью никак не менее 1000 кв.км. Новые земли монастырь получил благодаря неравноценным обменам, замаскированным покупкам, а в основном за счет прямых захватов местных неразмежеванных земель.

Таким образом, в конце XVII-начале XVIII вв. на территории Самарского края вдоль Волги, от устья Большого Черемшана и почти до самого Саратова, на самых благоприятных для хозяйственной деятельности территориях сложился район церковно-монастырского земле- и водовладения. Монастыри, ранее занимавшиеся почти исключительно рыболовством, начали все больше внимания уделять земледелию. На полученные земли переводили крестьян из центральных уездов страны, основывали поселения, из которых впоследствии выросли такие известные города, как Вольск, Хвалынск, Октябрьск; селения Новодевичье, Усолье, Рождествено, Старая Рачейка и другие. У большинства монастырей новоприобретенные владения стали крупнейшими среди прочих (до 15-20 процентов населения всех вотчин), являлись поставщиками основных денежных средств и рыбных припасов в метрополию.

На протяжении всего XVII в., и особенно во второй его половине, землевладение светских феодалов росло значительно быстрее, чем собственность других групп феодальных владельцев, занимало господствующее положение в стране. Однако на территории Самарского Поволжья светская форма феодальной собственности была развита слабо. Первые земельные владения местного самарского дворянства возникли в крае только в первой половине 40-х гг. и были крайне малочисленны и невелики. Очевидно, первым помещиком Самарского уезда стал самарец Михаил Филитов, получивший в 1643 г. в счет поместного оклада 30 четвертей земли. В 1644 г. поместный оклад получил еще один самарский дворянин Василий Порецкий. По данным переписи 1646 г., на землях этих помещиков были уже устроены селения: у Филитова - деревня Ширяев Буерак, у Порецкого - Моркваши и Осиновый Буерак (по всей видимости, село Осиновка). Дворянское землевладение Самарского края не могло идти ни в какое сравнение с монастырским или дворцовым. Земли и деревушки, принадлежавшие помещикам, занимали неудобные окраинные территории - межгорные урочища, поляны, жались к волжским берегам, были оторваны от основных массивов расселения. Наследники Филитова и Порецкого, с одной стороны, за счет новых пожалований значительно "округлили" земли своих отцов; с другой, разделили их между многочисленными братьями и сестрами. К концу XVII в. владельцами вышеуказанных деревень числились Порецкие, Филитовы, Алампеевы, Сафоновы, Алферьевы, Ярцевы и другие.

У самарских дворян и детей боярских особый аппетит к поместьям на Самарской Луке проснулся с конца 50-х-начала 60-х гг. XVII в. Свободных земель в уезде было не так уж много и помещики начали буквально подбирать "клочки" у Брусянского оврага, устья пересыхающей речки Мордовы, на Ермаковой Поляне, по Аскульскому оврагу и т.д. Так появились поместья, а затем и маленькие деревушки самарцев А.Я.Короткова, Ю.Шеина, А.Я.Алампеева, И.Чижова, М.Перфильева, С.Исакова и других. Всего к концу XVII в. на территории уезда насчитывалось. Около полутора десятков помещичьих владений.

Пожалование Самаре огромного массива пахотных земель и сельскохозяйственных угодий на Левобережье, вокруг города, не дало желаемого эффекта. Заниматься земледелием в Заволжье, а тем более селить на новых территориях крестьян и основывать деревни препятствовали нападения кочевников.

Земельные владения самарского дворянства в XVII в. были невелики и насчитывали от нескольких десятков до сотни, в редких случаях до двухсот четвертей. Однако нельзя забывать, что дворяне и дети боярские имели поместья и вотчины в других районах страны. Во время поземельных споров обиженная сторона зачастую пыталась обратить внимание правосудия именно на это обстоятельство.

В 80-х гг. XVII в. началось массовое распределение земель на территории современного Сызранского и части Шигонского районов. Крупных поместных и вотчинных владений, таких, например, как у С.К.Дмитриева, получившего и захватившего несколько сотен четвертей пахотных земель и угодий и основавшего на них ряд поселений, было сравнительно немного. В основном же земли на поместном праве получали многочисленные приборные люди. Казаки, стрельцы, солдаты стали владельцами сравнительно небольших земельных наделов от 10 до 40 четвертей в одном поле. В ряде случаев, за "дальностью", за какие-либо заслуги давались дополнительные наделы. Так как свободной земли было достаточно, поселенцы добирали еще себе "примерные" земли. Большинство приборных людей к концу XVII-началу XVIII вв. растеряло свои привилегии и пополнило ряды государственных крестьян, но некоторые из них влились в сословие помещиков.

Служилые люди "по отечеству" получили гораздо большие наделы земли - от 50 до 400 четвертей в одном поле. Они-то и составили массовый слой мелких и средних землевладельцев Симбирского уезда, как правило, имевших от 5 до 30 крестьянских дворов.

В последней трети XVII в. крупным собственником на территории Самарского края стал Дворец, История появления его владений довольно любопытна. В конце 30-х гг. дворцовому ведомству была отписана большая часть вотчины Спасо-Преображенского монастыря. У церковной братии осталось только крупнейшее из селений вотчины - село Рождествено с прилегающими к нему пашнями и угодьями. Однако вскоре, в 1648 г., все ранее взятые на государя земли были возвращены патриаршему монастырю. В начале 70-х гг. все монастырские владения в восточной части Самарской Луки вновь и теперь уже окончательно отошли к Дворцу, овладевшему действительно богатой вотчиной, включавшей старейшие селения края, подавляющее большинство людских ресурсов уезда. В 80-х гг. XVII в. только при селе Рождествено государева десятинная пашня составила во всех трех полях 120 десятин, за крестьянами четвертной пашенной земли насчитывалось 904 четверти в одном поле, в усадьбы была отведена 71 десятина, да кроме того имелось много так называемого "пашенного лесу", "дикого поля", "сенных угодий" и т.д. Управление дворцовой вотчиной сосредотачивалось в приказной избе в Самаре. Местные уездные власти посылали в Рождествено, где находилась дворцовая "контора", дворян и детей боярских, чтобы те лично досматривали за ведением дел.

К концу XVII в. картина феодального землевладения на территории Самарского края выглядела следующим образом. Большинство наиболее удобных для эксплуатации земель принадлежало церковно-монастырским феодалам. Светское землевладение получило широкое распространение в последние 15-20 лет на правобережье, в районе Сызрани. Дворцовые владения занимали локальную территорию в восточной части Самарской Луки. Ситуация изменилась в начале XVIII в., когда в ходе проведения секуляризационной политики управление бывшими монастырскими вотчинами взяло на себя государство.

Организацию хозяйства крупной феодальной вотчины лучше всего рассматривать на примере монастырских владений. В источниках достаточно полно освещены системы хозяйствования двух монастырей: звенигородского Савво-Сторожевского и московского Вознесенского. В обеих вотчинах были устроены городки с довольно мощным вооружением, здесь жили управляющие вотчинами - старцы, промышленники, приказчики, подъячии, слуги. Земельные угодья монастырей неразрывно были связаны с крупными рыбными ловлями и соляным промыслом. Если рыбные промыслы удовлетворяли в первую очередь внутренние потребности монастырской братии, имели потребительский характер, то соляной промысел давал в казну Савво-Сторожевского монастыря значительные суммы денег. В последней трети XVII в. до половины ежегодного монастырского бюджета покрывалось за счет средств, полученных от продажи соли. С течением времени все большее значение в хозяйствах с промысловым уклоном обретало земледелие. Получать все необходимое на месте - вот девиз феодальных предпринимателей. Обеспечивать население привозным хлебом оказывалось дорого и невыгодно, поэтому монастырские власти наделяли переселенцев землей. Особенно последовательны в переселении своих крестьян были власти Вознесенского монастыря. Все переведенные монастырем крестьяне наделялись землей, для собственных нужд им прирезался приусадебный участок. Население Надеинского Усолья было более разнородным: в основном бобыли и работные люди, кроме них - крестьяне, мастеровые, слуги, чувашское население. Большинство пользовалось наделами земли.

Жители вотчин несли самые различные повинности. Почти во всех владениях получили развитие основные формы ренты. Однако к концу XVII в. начала преобладать барщина. Монастырская запашка распространилась в хозяйствах как с промысловым уклоном, так и с аграрным. В промысловых владениях широко распространилась феодальная повинность в виде оплачиваемого принудительного труда в рыболовстве и солеварении.

Несмотря на проникновение в поволжскую деревню товарно-денежных отношений, их развитие не выходило за рамки феодального уклада. Формирование крупного феодального хозяйства в период начального складывания всероссийского единого рынка несомненно должно было порождать фрагменты товарного производства, крупного предпринимательства, порой со значительным разделением труда. В целом же это формирование мирно вписывалось, в структуру феодального способа производства. В отношениях между феодальной администрацией и зависимым населением получили развитие самые грубые методы внеэкономического принуждения. Например, в грамоте жителям Надеинского Усолья говорилось, что в случае непослушания их старцу Л.Моренцову "...быть им в жестоком наказании без всякой пощады". Приказчики, старцы, промышленники выступали полновластными хозяевами в феодальных владениях, могли творить любой произвол.

В первой трети XVIII в. распространение помещичьего землевладения в Среднем Поволжье происходило относительно медленно. В Самарском крае оно сосредотачивалось в его крайних северных районах и на Самарской Луке. На 1719 год, по данным 1-й ревизии, крепостных помещичьих крестьян не отмечено даже в правобережном Сызранском уезде, тем более их не могло быть в степных просторах Заволжья. Начиная со второй трети XVIII в., а главным образом во второй половине столетия помещичье землевладение интенсивно расширяется в центральных районах края и на левом берегу Волги к югу от Самарской Луки.

В крае увеличился удельный вес крупных вотчин. Если в самом начале XVIII в. большинство помещичьих крестьян проживало в небольших владениях, то затем концентрировалось в крупных, среди которых выделялись вотчины князя А.Д.Меншикова в первой четверти века и графов Орловых во второй половине столетия.

В Среднем Поволжье А.Д.Меншиков имел вотчины в трех уездах: Казанском (Черемшанская волость), Саратовском (Новоспасская или Малыковская волость) и в Симбирском (Новоалександровская слобода, Новопречистенская, или Новодевичья, и Усольская волости в районе Самарской Луки). Эти вотчины были отписаны на его имя в 1705-10 гг. преимущественно из владений разных монастырей и находились в его собственности до 1728 года. По сведениям 1-й ревизии, они включали 31 село и деревню, а в них 9402 души мужского пола.

Расчетливый и прижимистый хозяин, Меншиков чутко и гибко реагировал на новые веяния в экономике страны. Земли в его вотчинах активно включались в хозяйственный оборот. В поволжских владениях сохранились все прежние повинности крестьян, но общая доходность возросла. Например, возникали новые села и деревни, в которые переводились крестьяне из центральных губерний, что позволяло более интенсивно использовать природные богатства края. Крепостные Усольской, Новопречистенской, Новоалександровской волостей (6088 душ мужского пола) в 1727 г. должны были внести оброк на сумму 3739 руб., вспахать на барщине 706 десятин, скосить 1359 стогов сена. Кроме того, крестьяне обязывались выставить значительное число конных работников для конюшенного двора князя. Немало повинностей было связано с рыбным промыслом, имевшим важное хозяйственное значение. Например, к Усольской вотчине прилегали рыбные ловли "по Волге и Усе рекам и в озерах и в заливах", которые давали в год доходу приблизительно 4,6 тыс. рублей. Князь Меншиков обложил оброком торговлю и промыслы своих крестьян. Развитие товарно-денежных отношений сказывалось и в замене натуральных повинностей и оброков денежными. Вотчинная администрация Усольской волости прямо предлагала вместо отработок на барской пашне и конюшенном дворе ввести дополнительные денежные поборы с крестьян.

После конфискации имений опального князя в 1728 г. его поволжские вотчины отошли частично дворцовому ведомству, частично старым владельцам - монастырям. Новоалександровская слобода (Маза) была пожалована генералу Левашову в марте 1729 г. Через 40 лет значительная часть бывших владений Меншикова (Усольская и Новопречистенская волости), а также ряд других казенных и дворцовых селений края оказались у графов Орловых.

В 1767 г. Екатерина II в сопровождении свиты путешествовала по Волге от Твери до Симбирска. Среди сопровождавших императрицу находились Григорий и Владимир Орловы. Из Симбирска Владимир отправился в Астрахань, по пути заглянув в села Новодевичье и Усолье. Здесь к нему присоединился Г.Орлов. "Брат Григорий приехал сюда на шлюпке, - отметил в своем дневнике В.Г.Орлов, - и ездил по полям осматривать места, которые ему очень понравились". Впрочем, Самарская Лука привлекала внимание Орловых еще до путешествия императрицы. В 1764 г. старший из братьев Иван Григорьевич купил в Ставропольском уезде село Головкино и поселился в нем в надежде на передачу Орловым лежащего ниже по Волге Усольского имения, которое было рекомендовано ему здешним помещиком А.Мещериновым как лучшее во всей России по обилию пашенных земель, лесов, лугов, рыбных ловель и прочих угодий. Убедившись в справедливости такой оценки, Орловы стали хлопотать о пожаловании им этих мест. В 1768 году они выменяли свои разбросанные и малоземельные вотчины в нечерноземных губерниях на громадное компактное владение в районе Самарской Луки. В общей сложности братья получили тут более 300 тыс. десятин земли и 9574 души крестьян мужского пола. Им отошли такие крупные села, как Усолье, Новодевичье, Рождествено, Переволоки, Аскулы и другие, с окрестными деревнями.

Наряду с помещичьей в Самарском крае в XVIII в. была широко распространена государственная собственность на землю. За пользование казенными землями жившие на них крестьяне платили подати и несли повинности в пользу государства. Селения государственных крестьян встречались повсюду в крае. По данным 3-й ревизии (1767), эти крестьяне составляли самую многочисленную группу сельского населения в здешних местах - более 28 тыс. душ мужского пола. Они принадлежали к разным сословным категориям: ясачным и черносошным крестьянам, отписным и "непомнящим родства", однодворцам и пахотным солдатам, новокрещенам и "иноверцам". Пашни и угодья разных категорий государственных крестьян имели различный юридический статут, неодинаково обкладывались платежами и повинностями.

Одной из форм землевладения государственных крестьян являлись так называемые четвертные поместные земли, данные за службу предкам однодворцев и пахотных солдат - бывшим стрельцам, казакам, рейтарам и другим чинам старой допетровской армии. На рубеже XVП-XVШ столетий служилые люди в Самарском крае имели до 45 десятин в каждом поле на одного человека, а на двор до 180 десятин.

У ясачных мордовских, татарских, чувашских и русских крестьян существовало общинное землевладение. Их угодья, значительно меньшие по размеру, в большей степени были обложены различными повинностями. Еще одно отличие ясачных земель от однодворческих заключалось в запрете на их куплю-продажу.

В связи с переводом мелких служилых людей по указам 1718-24 гг. в разряд государственных крестьян и наложением тяжелых казенных повинностей, однодворцы и пахотные солдаты приблизились по своему положению к ясачным людям. Разоряемые многочисленными поборами, они начали распродавать свои земли. Общая площадь их землевладения в течение XVIII в. сокращалась. По Межевой инструкции 1766 г., земельный надел для всех категорий государственных крестьян не мог превышать 15 десятин на душу мужского пола. Часто же они имели наделы еще меньше. Соседи-помещики и напрямую захватывали у государственных крестьян их земли. Так, помещик В.Т.Куроедов отнял земли и угодий у новокрещен деревень Кирюшкиной и Куштайкиной "вокруг верст на одинатцеть", Ибрайкиной - "версты на три", Верхней и Нижней Аверкиных - "верст на семнатцеть".

В организации мирского самоуправления у государственных крестьян разных национальностей было много схожего: "Каждая деревня имеет своих начальников, которые учреждены по обыкновению российских крестьян. У них есть десятские, выборные, сотские и старосты. Десятник, выборный и староста бывают в одной деревне, но сотник иногда в трех или четырех деревнях один начальствует. Старостина и десятников должность состоит в отправлении всяких надобностей проезжающим. В их власти зависит собирать общий совет, сбирать подушные деньги, решать неважные между крестьянами споры. Сотники кроме обыкновенного суда обязаны в случае надобности стряпать за свои деревни в присудственных местах, отвозить подушные деньги, отдавать рекрут и проч., почему сотники имеют некоторые от миру доходы. За них платят миром подушные деньги, гоняют подвод и делают на пашне помочь". Крестьянское самоуправление имело парадоксально двойственное положение: одновременно выступало и в качестве низшего звена государственно-фискального аппарата, и как орган защиты интересов общинников от чиновничьего произвола, притеснений землевладельцев-дворян.

В 1764 г. была осуществлена полная секуляризация монастырских вотчин, то есть, переход в собственность государства. Монастырских крестьян передали под управление Коллегии Экономии, называв "экономическими", - появилась еще одна категория государственных крестьян. В Самарском уезде их насчитывалось 114 душ мужского пола, в Сызранском 643 души, в Заволжье практически не было.

Обширные территории в Самарском крае принадлежали в XVIII в. дворцовому ведомству. На правом берегу Волги они располагались в районе Самарской Луки и южнее Сызрани - до Саратова, в Заволжье лежали в нижнем течении рек Черемшана, Сока, Самары. Все эти земли находились вблизи самых удобных путей сообщения, изобиловали пашнями, заливными лугами, строевым лесом, рыбными ловлями и другими ценными угодьями.

В течение первых двух третей XVIII столетия центром дворцовых (собственно царских) владений в крае оставалось село Рождествено. Под ведением местных властей оказались как близлежащие дворцовые селения Выползово, Подгоры, Новинки, Брусяны, Моркваши, Царевщина, так и отдаленные: Ключищи близ Симбирска, Черемшанская волость на левобережье. В 1737 г. под ведение местных властей передали дворцовых крестьян, проживавших на территории Новодевиченской и Усольской монастырских

волостей.

Возглавлял администрацию дворцовых владений управитель. Чин имел, как правило, невысокий, но полномочиями обладал широкими, причем на дворцовые земли и население не распространялась власть местных органов управления. Уездные воеводы Сызрани и Самары сносились с рождественским начальством как с равным по рангу. Последнее непосредственно подчинялось только Казанскому губернскому дворцовому правлению. Во второй четверти XVIII в. на должность управителя в Рождествено в разное время назначались поручик В.Неклюдов, стряпчий Н.Корякин, подключник А.Бор-новолоков, сержант гвардии ДЛодыженский.

Управителю для ведения дел и содержания дворцовой конторы были приданы канцелярист, два "пищика" и сторож. Непосредственное управление осуществлялось через общинные органы крестьянского самоуправления и их должностных лиц - волостного и посольских старост, которых выбирал мир, но выбор этот требовал утверждения управителя.

Как административный центр дворцовой волости Рождествено отличалось от окрестных селений комплексом казенных построек среди обычных крестьянских домов: "двор ея императорского величества, где жительство имеют управители" и приказную избу. Основное ("хоромное") строение двора включало две "светлицы", "черную" избу, амбар, соединенные друг с другом переходами-сенями. "Светлицы", отведенные под жилье самого управителя, отличались от "черной" избы прислуги системой отопления. В них были сложенные из кирпича печи (одна изразцовая) с дымоходом, а в "черной" избе коптила глиняная печь без трубы.

Вне "хоромного" строения на дворе стояли отдельно кухня, баня, два погреба, двухъярусный амбар с навесом, конюшня, две избы при воротах - караульни. Двор обнесен крепким забором - это была, конечно, не крепостная стена, но достаточно надежная защита управителю от непрошенных жалобщиков или на случай серьезного возмущения здешнего люда. Вне ограды двора находилась приказная изба - сосновый пятистенок. Передняя часть избы называлась "судебной", так как администрация дворцовой вотчины обладала не только исполнительной, но и судебной властью. "Освящали" это помещение три иконы, а дневной свет шел из трех больших окон с редкими для обычных жилых построек на селе слюдяными окончиками. Приказные служители восседали за двумя большими столами. Дела и прочие бумаги заполняли липовый шкаф и три липовых сундука. Задняя часть приказной избы представляла темный чулан без окон и называлась "колодничей": туда при необходимости сажали арестантов, а принадлежностями ее были крепкая решетка, две железные цепи и кандалы.

Особое положение дворцовых земель влекло к ним беглых людей. Дворцовое ведомство, стремясь увеличить доходность подотчетных имений, что напрямую зависело от количества плательщиков подати, имело возможность укрыть беглецов и тем пополнить число царских крепостных. Иногда так поступало самое высокое государственное руководство, В 1706 г. из пензенских вотчин графа Г.И.Головкина было выслано несколько сот обнаруженных там беглых людей. Перевели их не на прежние места жительства, откуда они самовольно ушли, а в дворцовые села на Самарской Луке.

Приток беглых в дворцовые владения вовсе не означал, что там их ждала вольная и беззаботная жизнь. Эксплуатация здесь была немногим легче, чем в имениях помещиков или монастырей. В начале XVIII в., когда резко увеличился податный гнет в связи с тяжелой и разорительной Северной войной, бегство шло и из самой Рождественской волости. Переселенцы 1706 года даже не строились, а просто заняли старые пустующие дворы ушедших крестьян.

Особенно сильное недовольство вызывала "государева десятинная пашня", как называлась в дворцовых селениях барщина. На Рождественскую волость ее приходилось 500 десятин в одном поле при трехпольном севообороте. На каждую семью выпадала обработка одной десятины, отсюда и название "десятинная". В коллективном челобитии жителей Рождествено, Новинок, Подгор и Выползово указывалось, "что та пашня стала им невмочь, потому что жили на той пашне с женами и детьми без съезду... потому что оная земля от их сел и деревень в дальнем расстоянии".

Челобитье возымело действие. Крестьян освободили от отработок, десятинную пашню передавали в их пользование, но с условием уплаты большого дополнительного денежного сбора. Эту землю крестьяне получили не сразу, хотя деньги за нее вносили исправно, "без доимки". Значительную часть бывшей "государевой" пашни захватили самарские помещики Вотмановы и Тимашев. Многолетняя подача новых челобитен с жалобами на помещиков завершилась в 1723 г., когда симбирский воевода Ф.Ф.Хрущев принял решение о передаче спорных земель "по 100 четвертей в поле, а в дву по тому ж, сенных покосов по 500 копен с лесы в урочищах" дворцовым крестьянам.

В 1730-е гг. дворянство добилось от императрицы Анны Иоановны ужесточения крепостного режима. Преследования беглых и их укрывателей перестали обходить стороной дворцовые владения. Так, в 1738 г. из Самарской воеводской канцелярии затребовали крестьянина А.Шляхтина из Новинок для допроса и взыскания с него штрафа за держание беглого человека В.Карганова. Последнего в этом селе уже не было, но его владелица Д.М.Дмитриева в соответствии с законом требовала денег с укрывателя. На дворцовую администрацию, даже на соседей не могли теперь положиться ни беглец, ни тот, кто его приютил. Известны доносы, например, из тех же Новинок на своих односельчан, державших в доме подозрительных пришлых людей.

Недостаток земли и угодий вызывал в XVIII в. постоянные тяжбы между различными владельцами или держателями земель. Одновременно со спором о бывшей десятинной пашне крестьяне Рождественской волости подали в 1722 г. жалобу на жителей ясачных деревень Ширяевские Вершины и Чаракаева, занявших их выпасы и покосы, порубив старые межевые знаки. Еще раньше по поводу тех же сенных покосов и примыкающих рыбных ловель волость судилась с самарскими горожанами. В 1736 г. вновь вспыхнул конфликт с Чаракаевой. Рождественский волостной староста В.Барышников предупредил свое начальство, что намерен сжать хлеб, посеянный соседями на незаконно, как он считал, занятой земле. Дело этим не ограничилось. Рождественские крестьяне захватили в соседней деревне уже собранный со спорного поля хлеб и для острастки даже спалили два двора.

Внутри одной общины-волости подобные споры решались мирским согласием, без вмешательства судебных и административных органов. Не случайно новый волостной староста А.Летин предлагал решить застарелый земельный спор включением ближних ясачных деревень в число дворцовых владений. Объединение этих селений позже произошло, но не по крестьянской задумке, а в вотчине Орловых.

Впрочем, земельные конфликты вовсе не определяли взаимоотношения крестьян Среднего Поволжья, среди которых не существовало вражды по национальному, сословному или религиозному признакам. "Согласие сих различных жителей достойно удивления. Они не ссорятся ни за границы, ни за притеснения, ни за какие-либо дела", - писал о здешнем многонациональном крестьянстве академик Фальк.