ГОДЫ СМУТЫ

В начале XVII века в России разразилась гражданская война, названная современниками "Смутой". Причиной катастрофы, угрожавшей стране гибелью, стал острый внутренний кризис, осложненный вмешательством извне и прямой иностранной интервенцией. Население, не оправившись до конца от разорения, вызванного Ливонской войной и опричным террором Ивана Грозного, стало жертвой страшного голода 1601-03 гг. Рост помещичьего землевладения и закрепощение крестьян усилили конфликты между отдельными слоями самих феодалов. Устои монархии пошатнулись из-за пресечения московской правящей династии потомков Ивана Калиты. Последний царь из этого рода Федор, сын Ивана Грозного, умер бездетным в 1598 г. Еще раньше, в 1591 г., в Угличе погиб при таинственных, до сих пор не выясненных обстоятельствах его младший брат Дмитрий. Могущественная аристократия, ослабленная, но не изведенная Грозным, подняла голову и не собиралась склонять ее перед занявшим трон Борисом Годуновым и последующими правителями. В течении 1603-18 страну потрясали многочисленные восстания, заговоры, мятежи, терзали интервенты, авантюристы, разбойники.

Не обошла Смута и Самарский край, тогда еще малолюдный и удаленный от основных театров военных действий. В 1605 г., когда власть на Москве захватил самозваный царь "Дмитрий Иванович", якобы чудом спасенный в Угличе, а на поверку сказавшийся беглым монахом Григорием Отрепьевым, на далеком Тереке объявился "племянник" нового московского "государя". Тамошние казаки велели своему товарищу беглому холопу Илейке Коровину, прозванному также по месту рождения Муромцем, впредь именоваться "царевичем Петром", сыном покойного царя Федора Ивановича.

Весной 1606 г. рать "царевича Петра" пришла с Терека на Волгу и двинулась вверх на стругах. К ней присоединялись волжские казаки и простонародье, численность ее достигла 4000 человек. Лжедмитрий I, растерявший в столице свой авторитет и сторонников, отправил в апреле к казакам своего доверенного дворянина Т.Юрлова, надеясь, что отряд Лжепетра "в крайней нужде мог оказать ему помощь". Когда те "дошли до Самары, и тут, де, их встретили от ростриги [Г.Отрепьева] под Самарою с грамотою, и Третьяк Юрлов велел им идти к Москве наспех". Однако около Свияжска казаками было получено известие о том, "что на Москве Гришку Ростригу убили миром всем, и... все казаки... поворотились назад на Волгу, на реку на Камышенку", а по ней ушли в верховья Дона.

О каком-либо нападении на Самару, мимо которой этот отряд проследовал дважды, источники не сообщают. Но известно, что во время похода по Волге казаки во главе с "царевичем Петром" "всяких служилых людей побивали до смерти", грабили купцов. Среди "служилых" особую ненависть казаков вызывали бояре и дворяне - владельцы холопов и крепостных, из числа которых вышло большинство повстанцев. Впоследствии, присоединившись к Ивану Болотникову, казаки Лжепетра отличались особой беспощадностью и жестокостью в расправах со сторонниками царя Василия Шуйского, посаженного на престол боярами после убийства Лжедмитрия I".

Сильно пострадало и купечество. Поход Илейки Муромца, действия других казачьих предводителей, волнения в волжских городах, активизация кочевников-ногаев вконец расстроили торговлю по великой реке. Голландский коммерсант сообщал о злоключениях своих собратьев по занятию: "Купцы, бывшие в Саратове, Самаре и других местах, претерпевая бедствия блуждали по стране, и каждый бежал своей дорогой...". Иноземные торговцы боялись появляться в беспокойных городах и крепостях на Волге. А среди хивинских и бухарских купцов многие и гораздо позже отказывались от поездок в Самару, где в Смутное время несколько среднеазиатских торговцев были убиты и ограблены местными жителями.

После освобождения Москвы в 1612 г. от интервентов и избрания на царство в 1613 г. Михаила Романова обстановка на юго-восточных границах России, восстановившей свою независимость и государственную власть, не только не стабилизировалась, но и еще более осложнилась. В Поволжье была предпринята последняя попытка сохранить в качестве политической реальности призрак "царя Дмитрия Ивановича". Организаторами этой попытки стали Марина Мнишек и Иван Заруцкий. Марина, дочь польского магната, была супругой обоих наиболее известных самозванцев, Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. После гибели того и другого она возложила свои надежды на русский престол на своего малолетнего сына "царевича Ивана Дмитриевича", которого официальные московские власти называли просто "ворёнком", так как его отец Лжедмитрий II именовался "тушинским вором". Атаман Заруцкий за годы смуты был и сподвижником Ивана Болотникова, и "боярином" Лжедмитрия II, и одним из вождей Первого ополчения против засевших в Москве поляков, опирался на верные ему казачьи отряды, заигрывал с крестьянами, горожанами и служилыми людьми. На самом же деле интересы этих общественных слоев ему были в равной степени чужды. Он мечтал стать правителем государства, поэтому в 1612 г. вступил в конфликт с ДМ.Пожарским, в следующем году не признал избрание Михаила Романова царем.

В конце весны-летом 1613 г. войска московского правительства вынудили Заруцко-го и находившуюся под его покровительством Мнишек с сыном покинуть Рязанскую землю и Верхний Дон, где они пытались закрепиться. Беглецы укрылись в Астрахани. Там Заруцкий захватил власть, убив воеводу Хворостинина и многих горожан. Крупнейший город в низовьях Волги рассматривался'им как база для организации нового похода в центр страны. При этом он был готов получить поддержку Ирана и Турции, даже ценой передачи под их власть Астрахани.

У московских правителей не хватило сил для скорого устранения угрозы, исходившей от Заруцкого, так как продолжалась тяжелая война против польско-литовских интервентов и их пособников, не были погашены очаги крестьянских восстаний. Требовалось время для подготовки похода правительственных войск, местом сбора которых определили Казань. В этих условиях Самарский город приобретал стратегическое значение, поскольку между Казанью и Астраханью не оказалось волжских крепостей: Саратов и Царицын были в Смутное время уничтожены. Основные силы самарского гарнизона составляли 300 самарских стрельцов и 205 саратовских, пришедших сюда после гибели своего города. Население, не относившееся к военно-служилым, было на Самаре немногочисленным и не могло существенно пополнить число защитников крепости. Для сравнения укажем, что Заруцкий в благоприятных обстоятельствах мог повести до 30 тыс. ратных людей: русских жителей Астрахани, тамошних татар и ногаев, волжских казаков. При таком соотношении сил непростая задача удержания города до подхода правительственной армии была возложена на нового самарского воеводу князя Дмитрия Петровича Пожарского-Лопату.

Воевода доводился троюродным братом героя освобождения Москвы Д.М. Пожарского, сам командовал передовым отрядом ополчения в 1612 г. Сражаясь против польских интервентов, Д.П. Пожарский под Москвой не раз сталкивался с казаками Заруцкого как в военных стычках, так и за столом переговоров. Так что своего противника воевода представлял хорошо. Дальнейшие события показали, что выбор князя Дмитрия на воеводство в Самару весьма удачен.

Первым из известных нам шагов нового воеводы стала отправка 23 сентября 1613 года донского атамана И.Онисимова к волжским казакам, чтобы побудить тех признать власть царя Михаила Федоровича и отойти от астраханских мятежников. Склонить казаков к повиновению московским властям полностью не удалось, однако споры о том, чьей стороны держаться, раскалывали волжское казачество, мешая Заруцкому вовлечь его в свои планы. Кроме того, вернувшись весной 1614 г. в Самару, Онисимов привез важные сведения о положении на Нижней Волге.

В январе самарский воевода уведомил Москву о своем намерении послать человека к ногаям с теми же предложениями, что и к волжским казакам. Столичные чиновники сочли, что они разбираются в обстановке на волжских берегах лучше, чем воевода передовой крепости, стали убеждать Пожарского, что от ногаев "не чаяти никакого дурна", и сделали ему выговор за проявление инициативы "без государева указа". А в то самое время, пока из Москвы шли утверждения о лояльности ногаев, их князь и мурзы присягнули Заруцкому, втянувшись в его авантюру. Недоверие, оказанное столичными бюрократами князю Дмитрию, обернулось нападением степняков на русские селения. Ущерб от ногайского набега оказался не очень значительным: благодаря предупреждениям самарского воеводы, о нем стало заранее известно в пограничных со степью городах. У налетчиков удалось отбить пленников, "мужиков и женок и робят", скот.

Все сообщения, поступавшие в Москву зимой и весной 1614 г. о ситуации в низовьях Волги, шли в Россию исключительно через Самару. Они собирались воеводой в допросах астраханских перебежчиков, торговцев или, как в случае с И.Онисимовым, специально посланными людьми. Воеводы крепостей, находившихся под угрозой нападения Заруцкого и его союзников, часто, не дожидаясь официальных сообщений из Самары, посылали туда разъезды ("станицы") своих разведчиков для скорейшего получения новостей. Так, 11 апреля от Свияжской засеки послали к Пожарскому "станицу для вестей, вожа Атиша Абакова с товарищи", а привезенные сведения передали свияжскому воеводе.

Астраханский мятеж перерезал традиционный волжский путь. Единственной дорогой, связывавшей Россию со странами Средней Азии и Переднего Востока, осталась караванная тропа от Самары на Ургенч в Хивинском ханстве. При Пожарском удалось обеспечить безопасность торговли и доверие купцов. Видимо, поэтому в его воеводство, несмотря на военное время, поступления из Самары в государственную казну значительно возросли. Регулярное прибытие караванов в Самару не только соответствовало торговым интересам России, но и позволяло находиться в курсе обстановки на Нижней Волге и в прикаспийских степях, знать о положении и взаимоотношениях Хивы, Бухары, Ирана, Турции, кочевых народов Казахстана и Средней Азии.

Этот путь через степь использовали и для дипломатических целей. В декабре 1613 г. самарский воевода получил указ распросить бухарских и хивинских купцов в Самаре, возможно ли возвращавшемуся в Иран шахскому посольству и ответному посольству русского царя "с ними вместе пройти, которыми местами они на Сомару шли". Впервые Посольский приказ в Москве вынужден был искать маршрут до персидских владений минуя Астрахань, и посол шаха предложил отправить его "зимним путем на санех до Самары" и далее "на вьюках" через Хиву в иранскую провинцию Хорасан. Но московские дьяки боялись, что за Самарой послов могут не пропустить кочевники: казахи, туркмены, каракалпаки или еще кто-нибудь.

Из Самары воевода прислал утешительные известия. Хивинские и бухарские купцы обещали безопасный проезд зимой, поскольку "от Сомары... до Юргечи [Ургенча]" нет степняков, которые в это время года откочевывали в другие места. Необходимо было только успеть, пока лед "на реках не прошел и покаместа конский корм под копытом не будет". Когда же вскроется лед и сойдет снег, тогда "без людей [кочевников] в степи не будет... дорогою будет не проехать".

22 февраля 1614 г. русское и персидское посольства прибыли в Самару почти на месяц. Появление в маленькой крепости более 100 человек и 200 лошадей до крайности обострило недостаток продовольствия и фуража. Воевода извещал, что в "государевых житницах хлебных запасов нет", купить их у жителей невозможно, многие женщины и дети сами "по миру ходят". Если же люди, в том числе и стрельцы, не убегают из голодного городка, то только потому, что "держит их зимней путь", а весной "удержати их з голоду будет не можно - разбредутца розно". Но послы требовали обеспечить их в достатке для предстоящего пути. Иранец привел на площадь усталых и больных лошадей, подлежащих, по его мнению, замене, и бросил их на попечение воеводе, пригрозив: если не дадут овса, он выведет и остальных лошадей сюда же.

Требования послов подкреплялись царскими указами из Москвы, предупреждавшими воеводу, "чтобы твоим оплошеством нашему такому великому государственному делу порухи не было, а тебе б от нас за то в великой опале не быта". Но и Пожарский понимал, что будет с Самарой и с ним самим, если с шахом договорятся не московские посланцы, а люди Заруцкого, которые уже выехали в Персию просить помощи. Понимал он и правоту слов иранского посла: "На такую дальнюю степь на худых лошадех ити нельзя... Лошеди потерять - и самому погинуть".

Действительно, ни на какую помощь в безлюдной степи рассчитывать не приходилось. Каким-то чудом воевода собрал послам необходимый фураж и продовольствие. Обеспечил конвой, выделив 30 конных стрельцов, по паре коней на каждого. Часть находившихся в Самаре купцов присоединилась к посольскому каравану, часть была задержана в городе до получения известий о благополучном исходе этого путешествия. Раз ручались "головой" за безопасность дороги - пришлось оставаться заложниками своего поручительства.

22 марта послы выехали из Самарского городка, без приключений пересекли степь. Не столь мирным оказался обратный путь стрелецкого конвоя, который на реке Эмбе оставил посольство и повернул назад. Возвращавшиеся в степь кочевники, "калмыки ль, турхменцы", напали на самарский отряд. В схватке стрельцы потеряли двух человек убитыми, пятерых ранеными и 33 лошади, с таким трудом собранные в Самаре. Нападавшие поплатились жизнями двадцати человек и сорока коней, покинув поле боя. Но важнейшая внешнеполитическая акция нового московского правительства, направленная на восстановление дружественных отношений с Ираном, была успешно осуществлена.

Однако обеспечить невмешательство могучего южного соседа в русскую Смуту одними дипломатическими шагами было нельзя. Многое зависело от того, насколько быстро Россия восстановит контроль над всем волжским путем до Каспия, сумеет ли подавить мятежников, упредив возможную интервенцию на этом направлении.

Поздняя осень и зима 1613-14 гг. отодвинули непосредственную угрозу нападения Заруцкого на Самару, но уже 5 марта Пожарский сообщил: "На весну ждем под Самарской снизу воровских людей". 11 марта трое астраханских перебежчиков подтвердили намерение Заруцкого и ногайских мурз весной "итти под Самар". 30 марта еще подробнее эти планы раскрыл беглец из Астрахани Г.Омельянов. Заруцкий со своими астраханскими сторонниками собирался двинуться "Волгою противу льду в стругах", а татар и ногаев убеждал, чтобы "деи шли на конех степью под Самарской и под Казань и Самарской бы деи осадили, покаместа деи он, вор, подоспеет Волгою в стругах с нарядом артиллерией и с вогненными пушками". Не оставлял он надежды привлечь к походу на Самару волжских казаков, обещая: "я де вас пожалую тем, чего де у вас и на разуме нет". Пытаясь обнадежить своих сторонников, Заруцкий добавлял: "Знаю де я московские наряды [порядки], покаместа деи люди с Москвы пойдут, я деи до тех мест Самару возьму да и над Казанью промысел учиню".

По мнению Д.П.Пожарского, сложившаяся обстановка требовала присылки подкреплений самарскому гарнизону из числа войск, стянутых в Казань под команду воевод И.Н.Одоевского и С.В.Головина. Однако Одоевский принял другое решение. Его, как командующего правительственными войсками в Поволжье, беспокоила не столько судьба Самарской крепости, сколько возможность соединения Заруцкого с отрядами казаков и разных авантюристов, возобновивших военные действия и грабежи на Верхней Волге и Пошехонье. В половодье силы Заруцкого могли пройти незаметно, минуя Самару и Казань, вверх по Волге, а верхневолжские отряды мятежников мелкими группами в Астрахань. 15 апреля стрелецкому голове Г.Пальчикову Одоевский отдал распоряжение отправиться с пятью сотнями стрельцов из Казани к устьем реки Усы, построить там небольшую крепость-"острожек" и воспрепятствовать возможной попытке противника пересечь Самарскую Луку по Усе. В случае необходимости Пальчикову предписывалось "Самарскому городу помогати", но основными задачами ставились наблюдение за движением по Волге, запрет на передвижение по ней мимо устья Усы, а также охрана рыбных промыслов.

Узнав о посылке Пальчикова, Пожарский стал требовать перевода этого отряда в Самарский, приводя соображения, как военного, так и политического характера. Он указывал, что действенной помощи друг другу отдаленные на 60 верст гарнизоны оказать не смогут. Запретив движение по Волге мимо своей заставы, Пальчиков перекрыл подвоз хлеба в Самарский городок, где "всякие люди бедны и голодны и хлебных запасов продажного нет у них". В городе расползались слухи, что казанские воеводы хотят самарских жителей "голодом поморить", а потому на Самаре "смута и в людех сумнение великое". Пожарский предупреждал Одоевского и его помощников: "В Самарском служилые люди и всякие ружники и оброчники бедны и голодны, а воров ожидаем вскоре... а которая, господа, над Самарским городом поруха учинится, и то, господа, не от меня, от вас". Еще сдерживаясь в официальных донесениях, самарский воевода устно, видимо, высказывался более круто. В Казань шли доносы, будто он грозил: "Пойду де я на Усу и острожек де велю срыть", и пуще того: "Когда де воровские люди Самарской возьмут, и я де умею воровать, и от меня де многие городы подрожат". Разумеется, подобные реплики воевода отрицал, объясняя их появление клеветой недругов.

При всех неурядицах в правительственном лагере время работало не на Заруцкого. Споры из-за острожка на Усе прекратились сами собой, когда из Казани по Волге двинулась вниз вся рать князя Одоевского, который 17 мая прибыл в Самару. В тот же день Пожарский и Одоевский получили очень важные сообщения из Астрахани. Там против Заруцкого и его приспешников вспыхнуло восстание русского и татарского населения города. Эти известия подтвердили справедливость расчетов Пожарского на внутренние раздоры в пестром по своему составу лагере Заруцкого.

Астраханские вести ускорили продвижение правительственных войск в низовья Волги. По совещанию с Одоевским самарский воевода передал ему часть своих "ратных людей с головами стрелецкими, с Михаилом Соловцовым да с Лукою с Вышеславцевым, два приказа стрельцов с вогненным боем".

Бежавший из Астрахани с частью казаков Заруцкий засел "на Яике на Медвежьем острове". Оттуда посылались разведчики "проведыти, что на Самаре вестей". В планы казачьего отряда человек в 600 входил прорыв на Волгу по реке Самаре. Вновь на предполагаемом пути мятежников оказывался Самарский город. Стрелецким головам, преследовавшим Заруцкого, приказали не дать казакам уйти к Самаре сухим путем или переволочиться с Яика на Самару на стругах. Основным силам засевших на Медвежьем острове Мятежников осуществить свой план не удалось. Они были окружены и 24 июля выдали царским воеводам Заруцкого, Марину и ее сына, которых срочно отправили в Москву. Конвою, в состав которого входила и сотня самарских стрельцов М.Соловцова, Одоевский приказал умертвить пленников, если по дороге их попытаются отбить сообщники. Опасения оказались напрасными - пленных доставили в столицу. Заруцкий и малолетний "ворёнок" были казнены, "царица" Марина вскоре умерла (или была тайно убита) в тюрьме.

Часть казаков все же бежала с Яика на Волгу, но не по реке Самаре, так как не решалась теперь из-за своей малочисленности двигаться мимо укрепленного городка, а степью. К тому времени новые воеводы В.И.Туренин и М.В.Белосельский сменили на Самаре Пожарского. До Волги казаки не дошли, ибо напали на след "сакмы" - дороги, по которой хивинские купцы "с корованы прошли на Самару, и стали те воры их на степи ждати и стеречь, как они пойдут с Самары назад степью, а на Самаре про то ведомо не было". Когда же купцы, "исторговався, пошли с Самары степью назад в Юргенчи, и те воровские казаки... пришли на них на стан, на сонных".

Из-за внезапности нападения в руки казаков попала добыча и пленные. Однако, придя в себя, купцы настигли грабителей, благо те были пешими, отбили пленных и часть своего товара. Но казаков ждала и еще большая неприятность. Не успели они разделить остатки награбленного, как из Самарского городка на конях подоспела погоня. Стрелецкий голова С.Есипов со служилыми людьми "побили" их в степи, доставив в Самару трех плененных атаманов и 42 казака.

Этот эпизод наглядно свидетельствовал о том, что опаснейшее антиправительственное движение окончательно выродилось в обычный казачий разбой на Волге и в заволжских степях. Было у данной истории и дипломатическое продолжение. В 1616 г. хивинский посол на переговорах в Москве поднял вопрос о возвращении купцам тех денег и товаров, которые попали сначала к казакам, а от них к ратным людям самарского гарнизона. При этом выяснилась подробность, характерная для взаимоотношений торговцев и воеводской администраций. Иноземные купцы по закону не имели права вывозить из России деньги - все вырученное от продажи серебро требовалось потратить на покупку русских товаров. Однако воевода Белосельский хивинцев "с Самары с теми деньгами выпустил, а взял от того 200 рублей денег да 20 лошадей", освободив за это купцов от таможенного досмотра. После пленения казаков Белосельский уверил купцов, что отбитые деньги и товар взяты "в государеву казну".

Хивинские купцы исхлопотали у своего хана грамоту царю Михаилу Федоровичу с просьбой вернуть из казны то, что принадлежало купцам. Думные дьяки московского Посольского приказа могли только усмехнуться по поводу столь наивных представлений о порядках на русском пограничье. Они объяснили хивинскому послу: "А что будет царского величества самарские ратные люди... рухляди [товары] какие и отгромили [отбили], и воинские люди по себе и розделили, потому что взяли у воровских людей... да того уж не поднята и ни на ком не взята". После такого объяснения обещание, данное послу, ради добрососедских отношений Москвы и Хивы про купеческие "животы и рухлядь на Самаре... сыскивати, да будет что... сыщетца, и государь велит, сыскав, им отдати", - выглядело не более чем уловкой дипломатического этикета.

По поводу же денег московские представители на переговорах не без поучающей интонации заявили: "В государево казне тех погромных [награбленных] денег нету, да и не надобно государю в казну такие погромные деньги". Эти деньги самарские воеводы, если и собрали сначала, то лишь для того, чтобы опять раздать "ратным людям" как военную добычу. Правоту таких действий под сомнение не ставил никто...

Самарский гарнизон выполнил свое предназначение в самое трудное не только для города, но и для страны время. Он активно участвовал в разгроме мятежа атамана Заруцкого, в обеспечении дипломатических и торговых связей России со странами Востока, в охране ее рубежей. Все это было достойным вкладом в возрождение российской государственности, в предотвращение интервенции со стороны южных соседей, Турции и Ирана. Наконец, оказался восстановлен на всем протяжении великий волжский путь, вновь по нему спокойно путешествовали и торговцы и дипломаты.

В начале 1615 г. в Самару прибыл русский гонец с грамотой к шаху, и городским воеводам предписывалось решить, как его направить - "Волгою или степью"? Воевода Белосельский рассудил за лучшее дождаться вскрытия реки, после чего с чистым серцем отправил гонца на струге в Астрахань...

Смута кончилась. Жизнь входила в обычное русло.