ОТ КАЗАНСКОГО ПОХОДА ДО СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

ХОЗЯЕВА КОЧЕВОЙ СТЕПИ

На протяжении столетий подлинными хозяевами Самарского Заволжья были кочевники. Во второй половине XVI -первой половине XVII вв. севернее рек Самары и Кинеля находились окраинные кочевья и охотничьи угодья башкир, южнее - ногаев. Для этих, народов земли Самарского края были дальними летними пастбищами.

В "Книге Большому Чертежу", первом систематическом описании России конца XVI столетия, говорилось, что "...от верху реки Бузувлука на полях и до синего моря [Каспийского] кочевья все Больших нагаев". Ногайское государство, являвшееся одним из осколков Золотой Орды, возникло в конце XIV-начале XV вв., а окончательно сформировалось в 40-х гг. XVI века. Его территория раскинулась на огромном пространстве от Аральского моря на востоке, до Волги на западе, и от Каспийского моря на юге, до лесов Башкирии на севере. "Ногаи" - не самоназвание народов, населявших это государственное образование. Они получили его от своих соседей по Орде. Сами ногаи именовали себя мангытами, а государство свое Мангытским улусом. Однако слияния всех этнических групп - кочевых орд в единую народность так и не произошло. Образовался лишь весьма непрочный союз из 18 различных тюркских и монгольских племен - мангытов, найманов, кипчаков, киятов. Английский путешественник Дженкинсон, посетивший Ногайскую орду в 1577 г., писал: "Они распределялись на отдельные группы, называемые ордами. Каждая орда имеет своего правителя, называющегося мурзой, которому они повиновались, как своему королю. Каждый мурза, или король, имел около себя орду, как своих подданных, с их женами, детьми и скотом".

Громадное по территории, весьма значительное по населению, - орда могла выставить до 200 тысяч воинов, а всего мужчин насчитывалось не менее 350 тысяч человек, - это государственное образование являлось аморфным, раздробленным, отсталым. Крайне примитивно был организован государственный аппарат управления. Во главе государства находился князь, ему помогали избираемые на съезде всех мурз высшие правительственные чиновники - нурадин (обычно родной брат князя), кековат, тайбуга. В случае смерти князя его преемником на престоле становился нурадин. У правительства Орды практически не было постоянной резиденции. Единственный город Сарайчик представлял собой пустынное, незастроенное место, где находились только тюрьма и кладбище. Избранные на высшие должности мурзы считали себя равными своему князю, самостоятельными государями.

Все важнейшие вопросы решались на съезде мурз, предводителей отдельных орд. Последние, признавая князя "старшим братом", клялись слушаться "дядено слово", по существу же на территории кочевий, в своих ордах, проявляли неограниченную власть. Недаром ногайские князья и нурадины так часто жаловались Москве на своеволие своих мурз. Например, Измаил, ставший князем в 1555 г., из года в год просил Ивана IV поставить городки-крепости у волжских переправ для того, чтобы непокорные мурзы не могли уходить за Волгу, принимая подданство Крымского ханства.

История государства ногаев после окончательной консолидации оказалась недолгой и небогатой на события. Традиционно связанная с Казанью и Астраханью ногайская знать не могла остаться равнодушной к крушению своих давних союзников,, в ее среде произошел раскол. Часть мурз, кочевавшая в заволжских степях и возглавляемая нурадином Измаилом, решила покориться Москве. Мнение этой промосковски настроенной знати наиболее четко выразил один из ногайских князей, писавший позже турецкому султану: "Чтобы турский султан на Уруса князя и на всех мурз не пенял, что учинилися в воле государя московского, чья будет Астрахань, Яик и Волга, того будет и вся Ногайская Орда". Князь Юсуф, более связанный с Бухарой, и мурзы, кочевавшие за Яиком, решили активно противостоять русской экспансии. Два родных брата избрали путь открытой конфронтации, опасно расшатывающей и без того непрочное государственное образование, но в 1555 году Юсуф внезапно умер и ногайским князем стал Измаил. Перелом в отношениях между Ордой и Россией наступил спустя три года, когда ногаи окончательно признали свое подданство; изменилась и формула обращения в грамотах Измаила к Ивану Грозному: ранее русский царь именовался "братом", хотя и старшим, после 1558 г. появился новый титул - "государь".

И все же Измаилу не удалось сохранить в единстве свои обширные владения. Страшный голод 50-х гг. привел многие кочевья в запустение, а мурзы с приближенными бежали, куда глаза глядят, из высохшей степи. На месте одного государства возникло сразу три: Алтыулский улус, кочевавший за Яиком у берегов Аральского моря; Казыев улус, или государство Малых ногаев, обосновавшийся в Прикубанье, и Большая Ногайская орда, занявшая степи между Волгой и Яиком.

Тин-Ахмет, сын Измаила, княживший после смерти отца с 1563 по 1578 гг., прежде всего, был озабочен тем, чтобы хоть в какой-то мере восстановить былое могущество теперь уже Большой Ногайской орды. Он избегал конфликтов с могучим западным соседом и остерегал от этого своих мурз.

Более независимую политику по отношению к Москве проводил преемник Тин-Ахмета, его брат Урус. Ко времени его вокняжения Орда оправилась от тяжелых испытаний, численность населения начала увеличиваться. Вдобавок к Урусу поступали сведения о сложной ситуации, в которую попали русские войска в Ливонии и на западных границах. Потому-то ногайский князь так гордо вел себя, встречаясь с русскими послами. В 1578 г. на приеме московского посольства Урус без лишней дипломатии заявил: "Государь твой на Москве, а яз государь в ногаях, на свои земель". В 1580 г. Урус собрал подданных мурз и открыто обсуждал вопрос о нападении все ордой на окраинные земли Московского государства.

Однако мурзы заняли гораздо более реалистичную позицию. По словам русских послов, "ногайские мурзы его с лошадей ссадили, говоря между собой: "Только дай государям воевати, в их земли будет во всем убыток". Единого похода на запад так и не состоялось, хотя отдельные мурзы изредка предпринимали стремительные набеги на "Алатырские и Темниковские окраины", или ходили на южнорусские и украинские земли вместе с крымскими ханами. Все попытки Крыма организовать единый с ногаями поход на Москву, чтобы сокрушить Россию, восстановить ее зависимость от кочевников, не встретили одобрения у местной ногайской знати. Влияние Москвы еще более упрочилось в конце XVI в. По сообщениям московских послов, ногайские князья и мурзы были "...во всей государево воле, служили государю и на службу дети своих и братьев посылали, куда государь велит посылати".

Ногайская государственность в заволжских степях рухнула в первой половине XVII в., когда в междуречье Волги и Яика пришли с востока, из Монголии, новые кочевые орды, на сей раз калмыков. В поэтапных сражениях они наголову разбили ногаев, часть из которых бежала за Волгу в Причерноморье, а остатки подчинились новым завоевателям. С этого времени ногаи Большой Ногайской орды практически перестают упоминаться в русских источниках.

На всем протяжении своего формирования ногайское общество находилось на довольно примитивной стадии развития. Оно не вышло за рамки раннего феодализма, причем в общественном устройстве наблюдались значительные пережитки родоплеменного строя. Подавляющее большинство ногаев принадлежало к категории "черных людей" (кара халик), которые представляли собой нечто вроде полусвободного феодального крестьянина. Они во всем подчинялись "лутчим людям", должны были нести две основные повинности - натуральную и служебную. Какаш и Тектандер так описывали эти повинности черных людей: "поочередно снабжают своих мурз или князей всем необходимым, доставляют им все изобилия продуктами скотоводства". Определенной монолитности, единству внутри отдельных орд способствовала неразвитая общественная дифференциация. Более низкая категория населения "кул", нечто вроде крепостных или полупатриархальных рабов, была сравнительно невелика и не оказывала какого-либо серьезного влияния на хозяйственную и общественную жизнь.

Основу хозяйства ногаев составляло кочевое скотоводство, а основным видом собственности являлись скот и кочевья. Обширная степь была поделена между ногайскими ордами и их властителями мурзами на строго ограниченные участки площадью в десятки тысяч квадратных километров. Суровое время года орды проводили в низовьях Волги, в прикаспийских степях, а "летовать" поднимались на север к Самаре, Кинелю, Большому Иргизу. Например, в непосредственной близости от будущего Самарского города "на реке Самаре, Кениле и на Кенильчеке" в середине 50-х гг. XVI в. находились кочевья ногайского мурзы Белик-Булата. По-видимому, русских послов трудно было удивить ногайскими обычаями. А вот западноевропейцев они настолько поразили, что те оставили многочисленные описания. Тот же Дженкинсон писал: "У ногаев нет ни городов, ни домов, живут они в открытых степях, когда скот съест всю траву, они перекочуют в другое место. Это народ пастушеский, владеющий множеством скота, составляющего все его богатство. Они едят много мяса, главным образом конину, пьют кумыс". И действительно, из всех народов, входивших в Золотую Орду, ногаи более других оставались верны завету Чингисхана "везде кочевать, никогда не сделаться оседлыми". На вопрос путешественников, почему у них нет городов, ногаи отвечали: "Башню строит тот, кто труслив".

Основным мерилом богатства ногаев являлся скот - лошади, овцы, верблюды. Еще один внимательный наблюдатель Жан-де-Люк писал: "Скота у них было много. Когда я был у них, меня повел в дом один мурза, у него я спросил, и из ответа оказалось, что у него более 40000 голов скота". Скотоводство выступало также поставщиком продукции, полуфабрикатов для всех остальных отраслей, вплоть до ремесла. Ногаи не занимались земледелием, не сеяли и не жали, многие из "черных людей" никогда не пробовали вкус хлеба, а на далеких окраинах орды даже не слышали о нем. Скотоводство давало кожу и шерсть для одежды и обуви, шкуры и войлок для домов, предметов домашнего обихода и вообще служило главным предметом торговли и обмена.

Ежегодно на Русь из ногайской степи направлялись громадные табуны скота - лошадей и овец в десятки тысяч голов. Частично табуны распродавались на торгах у пограничных городков, Астрахани и Казани, но в основном отправлялись в Москву, на специальное торговое место для ногайского скота. Торговля с русскими оказалась для ногаев жизненно необходимой. Желая наказать ногайских мурз за очередной набег, московское правительство запрещало торг с ними в пограничных городках - Самаре, Царицыне, Саратове. Тогда ответные ногайские посольства везли в Москву слезные просьбы и жалобы на оскудение, на местных воевод, запрещавших торговать, и т.д.

Если со стороны орды основным предметом продажи был скот, то из России торговали и привозили в "подарки" сукно, панцири, олово, ртуть, шафран, "платья всякие", холсты, "крашенье", пищали, пушки и "всякого железного медного товара". Кочевники предпочитали в основном натуральный обмен, деньги не имели широкого хождения, а золото и серебро использовались обычно для украшений. Велико было значение "подарков", причем, как правило, с одной стороны, из России. Потому-то ногаи требовали ежегодных посольств из Москвы, да не только к князю или нурадину, но и персонально к каждому мурзе. Поток "подарков" можно сопоставить с определенными откупными платежами - за послушание, за посылки воинских людей на государеву службу и т.д. Россия, ведя изнурительную войну на западе, особенно нуждалась в использовании ногайской конницы. Несмотря на раскол единого государства, даже одна Большая Ногайская орда могла выставить в конце 1570-80-х гг. до ста тысяч конных воинов.

Любопытно снаряжение ногаев, собиравшихся в поход. По приговору князя и мурз "лучшим людям имати на голову по три верблюды, а иным по два, а худым лудем имати всякой человек по три овцы старых, да крупу на всякую человеку, как мочно человеку поднята".

За всю вторую половину XVI в. неизвестно случая, когда бы орда выставляла разом всю огромную массу своих вооруженных сил. Даже во время известного сражения 1586 г. под стенами Кош-Яицкого городка Урус смог привести с собой лишь нескольких мурз с их воинскими людьми. На запад же, на русскую службу, обычно каждую весну отправлялись сравнительно небольшие отряды из отдельных орд, составлявшие малую часть боеспособного населения. Одним из мест на Волге, где эти отряды переправлялись на западную правобережную сторону, являлись "перелазы" Овечьего брода у Соснового острова, неподалеку от современного Хвалынска. Воеводы новопостроенных волжских городков были в курсе всех таких посылок и давали своих сопровождающих для ногайских отрядов, посольств, торговых караванов.

Плохо ли хорошо, но правители Орды пытались соблюдать условия своего подданства России. До середины 1580-х гг. основным средством для усмирения и "устрашения" непокорных мурз у Москвы были вольные волжские казаки. О волжском казачестве, специфике его "государевой службы", способах "давления" на кочевников будет рассказано ниже. Здесь же выделим главное - волжская вольница вполне справлялась со своими обязанностями. Крайне редко регулярные русские войска предпринимали походы против ногаев.

И все же московское правительство старалось поддерживать мирные, добрососедские отношения с ногайскими феодалами, с помощью подарков и льгот использовать их вооруженные силы на своей стороне. Москва выступала как бы посредником между казаками и ногаями, лицемерно заявляя, что она прежде всего стремиться оградить ногайские кочевья от казачьих набегов. С этой же целью, заверяли русские послы Орду, в 1586 г. были построены на реках Волге и Белой крепости Самара и Уфа. Прошло то время, когда Измаил сам просил строить городки на волжских берегах. По мнению же Уруса, сторожевые укрепления ставились прежде всего с целью отнять у ногаев Волгу и Самару. Ногайский князь в гневе грозился сжечь городки, но далее угроз дело, к счастью, не пошло; позже ногаи не раз пытались опереться на воевод новопостроенных крепостей в своей затяжной борьбе с казачьими станицами. Строительство крепостей на Волге, казачьего Кош-Яицкого городка на Яике и сокрушительное поражение ногайских отрядов под стенами казачьей крепости окончательно поставило Орду в зависимость от России, подорвав последние остатки сепаратизма...

Ногайские летние пастбища, как правило, не заходили выше рек Самары и Кинеля, поскольку севернее раскинулись кочевья и охотничьи угодья другого тюркоязычного народа - башкир. Основная область расселения башкир находилась северо-восточнее, на лесных и лесостепных пространствах собственно Башкирии. Пределы же Самарского края башкирское население использовало как свои пастбища, охотничьи угодья, места "бобровых гонов"; территории, природные богатства которых эксплуатировались "наездом", время от времени. Постоянных поселений башкир на территории края во второй половине XVI-XVII вв. не существовало.

Башкиры, в отличие от ногаев, не смогли создать своей государственности. Имея сравнительно небольшую численность - в конце XVII в. все мужское население у башкир составляло 25-30 тыс. человек - они к моменту присоединения Среднего и Нижнего Поволжья к России пребывали в вассальной зависимости от Ногайской орды. Поэтому переход в подданство Москвы полупатриархально-полуфеодальной знатью Башкирии рассматривался как освобождение от подчинения ногаям.

Согласно преданиям, после присоединения Казани в башкирские селения приехали царские послы с жалованной грамотой Ивана IV. В грамоте говорилось: "...пусть никто не убегает и пусть каждый остается при своей вере, соблюдает свои обычаи". Видимо, миролюбивая "агитация" послов и возможность найти более сильного покровителя сделали свое дело. Весной 1557 г. воевода П.И.Шуйский сообщал, что к нему в Казань "башкиры пришли, добив челом и ясак поплатили".

Как и в отношениях с ногаями, русская администрация поначалу вела себя с башкирами крайне осторожно. Гарантировалась собственность башкир на их земли и кочевья, внутреннее самоуправление, защита от более сильных соперников, "свобода" вероисповедания. Башкиры, в свою очередь, использовались для борьбы с другими кочевыми ордами, их отряды постоянно уходили на царскую службу.